Огонь и лёд

Людмила умела заставить мужчину обратить на неё внимание. Строила глазки. Ходила, покачивая бёдрами так, что они провожали её взглядом. Знала, как наклониться, чтобы декольте сыграло важную роль. Но всё это производило не тот эффект на который она рассчитывала. Мужчины, которые её интересовали, не реагировали.

Она удивлялась, потому что были такие мужчины, которые прилипали сами, без особых её стараний. Но она желала тех, кому посылала свои любовные знаки. Холодным как лёд мужчинам, желая растопить их огнём своего сердца.

Людмила не задумывалась, зачем ей так стараться, разогревать, вроде как замороженных мужчин? Но верила, что это важная задача её жизни. Она не помнила о тех временах, когда испытывала сексуальные чары на отце. Не помнила, что он становился камнем, похожим на хорошо сделанную статую, и практически не дышал. Не помнила, как он медленно, словно на ходулях, покидал её.

Людмила, чувствуя свою силу, продолжала гоняться за отцом. Неутолимое желание настигнуть и овладеть им, не покидало её. Она была как хищница. Он же пытался спрятаться за юбкой жены, и не оставаться с дочкой наедине.

Она терялась в догадках, - что делает не так? Подглядывала за матерью, как она относится к отцу. Потом повторяла вслед за ней, но это не работало. Он в эти минуты словно умирал. Она отступала в растерянности, но когда видела, что он снова оживал, совершала повторный набег. Если ему не удавалось спрятаться за женой, он находил убежище где-то внутри себя, куда Людмила пробраться не могла.

Что она могла знать, о страхе отца соблазниться собственной дочерью? Ничего. Он и сам ничего не хотел знать, ни о своём желании, ни о страхе. Когда оно впервые появилось, он его спрятал так далеко в глубины своего мира, где только может быть место этому адскому искушению. Но с её приближением он столбенел.

Обо всём этом она уже не помнила, но вела себя так, как будто продолжает охоту на отца. Добиваясь своего от мужчин, она их оставляла. Ведь это не папа. Они не могут утолить её голод. Другие мужчины, видя перед собой девочку-дочку, в возрасте тридцати лет, держались холодно. Людмила зажигалась и с большей настойчивостью со всей своей эротичностью и сексуальностью бросалась на эту гору льда, отчаянно пытаясь превратить её в воду. И так повторялось вновь и вновь.

Потом она приходила к подруге. Жаловалась на свои неудачи, на неправильных мужчин. Пили вино, говорили о будущем. Тихо завидовала своей спасительнице (она ведь замужем) и ненавидела её за это.

Отдохнувши, набравшись сил, она с отчаянным упорством, выходила на сафари. Людмила не оставляла навязчивого желания согреть холодное сердце. Она не хотела видеть, что начинает всё с начала.

Что могло бы её остановить? А вернее, кто? Кто может поведать то, что видит, - как у неё заканчивается плёнка на одном и том же эпизоде? Как она перематывает её назад и запускает проектор по-новому. Тогда она сможет пересмотреть происходящее и сделать, что-то другое.

Или продолжать жить, ничего не меняя. Но делать это с удовольствием. С признанием, что поступает так, пытаясь соблазнить, растопить сердце отца вот в этом прекрасном мужчине. Потом оставит его, или он сбежит сам. Она придёт к подруге и будет плакать на её плече и пить с ней вино. Это отличный повод для встречи. Что использует зависть и ненависть, как энергию для повторных действий. Только вот не задача: подруги в это время выйдут замуж, у них появятся детей, а она будет носиться по прериям, оставаясь в одиночестве.