Чужая одежда
Для одних он был суровым и строгим человеком. В его взгляде видели холод и замкнутость. В словах слышали требование подчиняться. Рядом с ним, чувствовали себя слабыми. Они так хотели и так в его присутствии происходило.
Другие видели в нём доброго и заботливого человека. Прислушивались к его словам, обращались за помощью. Ценили его участие и находили тепло рядом с ним. И таков он был для них.
Для третьих он выглядел как озорной мальчишка, хотя ему было к пятидесяти. Они смеялись, слушая истории его жизни. Он их рассказывал с огоньком в глазах и весь оживал, как будто возвращался в те времена, когда они происходили.
Каждый видел в нём то, что хотел увидеть. Он становился тем, кем не был.
Они отказывались от своей суровости, доброты и веселости. С удовольствием игнорируя часть себя, находили её в других людях. И там она томится, среди других, которых она не видит, как и они её. Отверженные. Забытые. Молчаливо кричащие, только чтобы не потревожить остальных.
И только луч света направленный на них может показать путь наружу. И они как одежда, как картинки с кинопроектора ложатся на человека. И начинается безумная пляска, в которой им надо удержаться и не позволить себя сбросить. Тогда они живут.
Так продолжается изгнание себя, в лице другого человека, который становится близким и одновременно далеким.
Но они всё еще остаётся чужими. Они лишены собственного места, в самом источнике света, который проходит через них.
И так будет всегда, пока не найдётся сил принять свою строгость, доброту и участие, веселость и красоту своей жизни. Всё это будет отражаться в этом мужчине или в той женщине, а может в пробегающем, милом ребенке, и принадлежать им, но не себе.
Не хочется быть строгим, что может означать - злым. Или не видеть собственной суровости к другим.
Не хочется быть добрым и участливым, чтобы не посчитали мягким. Или закрывая глаза, отказываться от своей доброты - она живет у других, но не у меня.
Не хочется знать о своей жизни, что она также наполнена веселыми историями. Она не настолько интересна как у этого человека.
Только этот человек остаётся собой. Он может быть для многих в разных одеждах. На него примеряют, не спрашивая в пору ли они? Так и он одевает кого-то в свои наряды. Ему так удобно, он тоже иногда не желает знать что-то про себя.
А когда он хочет снять и вернуть себе своё платье, то произносит в первом лице: «Я суров». Он исследует и находит, к кому строго относится. Как он строг в отношении себя? Кто к нему относился с такой же строгостью как он к другим и к себе? Или где он не достаточно требователен?
Так же поступает, когда говорит, что тот добряк или весельчак. Встречает себя в их образах и возвращает изгнанника назад, к тому свету, от которого был отлучен, становясь всё более целостным и крепким.
